Кумыкский мир

                        

ВСТУПЛЕНИЕ

Перед главным входом в церковь Святой Ма­рии, что в центре старого Сан-Себастьяна, соб­ралась толпа любопытных. В церкви – церемония венчания.

Я, как мама невесты, оказалась в первом ряду и, несмотря на улыбки родственников и знако­мых, чувствую себя совершенно одинокой среди этих холодных и несколько мрачных стен. Ждём начала церемонии. У меня внутри все трясется от страха. Боюсь, не выдержу напряжения.

Органная музыка оповестила о начале цере­монии. Все встали. Взоры направлены в сторону входа. В огромном проёме входа в полутемный зал, освещенном с улицы ярким солнцем, поя­вилась невеста, идущая рядом с отцом.

– Как она прекрасна! – заговорила во мне мать. – Она похожа на американскую актрису Одри Хёпберн, символ красоты и чистоты, пример подражения для всех девушек семидесятых го­дов.

Так уж случилось, что я не принимала участия в подготовке церемонии, во-первых, так этого хотели молодожёны, а, во-вторых, мне, родившейся в Баку, в мусульманской среде, и хотя и не практиковавшей активно ислам, но все равно считавшей себя мусульманкой, были практически не знакомы обряды католического венчания.

В нашей семье это была первая свадьба с соб­людением всех этапов, когда вначале жених попросил руки нашей младшей дочери и пода­рил ей бриллиантовое кольцо, потом произош­ло знакомство родителей и бракосочетание в мэрии Монако, а затем венчание в католичес­кой церкви в Сан-Себастьяне, как того требова­ло вероисповедание жениха...

Все то, что у нас было раньше, т.е. у меня и у моей старшей дочери, можно назвать «до свадь­бы не дотянули». В обоих случаях после бурных знакомств родичей, угощения сладким и горя­чим шоколадом, обильных застолий во время помолвок с вручением колец и бриллиантов, произошло тихое бракосочетание в ЗАГСе под изъезженный марш Мендельсона, в присутствии, как свидетеля, БЛИЖАЙШЕЙ ПОДРУГИ НЕВЕСТЫ, бутылки водки и наскоро сваренных сосисок. И никаких вам белых или хотя бы кремовых платьев, слишком много материи на довольно уже большой живот…

И никаких вам свадебных торжеств. Традиции и религия такого безобразия не допускают. Ну и опять же, экономия для семьи жениха.

Вот поэтому церемония бракосочетания младшей дочери в церкви с дальнейшим про­должением в шикарном ресторане была в моих глазах важным этапом в жизни нашей семьи.

А церемония продолжалась, благо два свя­щенника, один родственник со стороны матери жениха из Бельгии, а другой со стороны отца жениха из Испании, соревновались в словесном поединке и знании канонов и обрядов.

Мало что понимая в словесном потоке свя­щенников, я как-то незаметно для себя уплыла в грёзы воспоминаний, о которых мне рассказы­вал мой отец.

МОЯ БАБУШКА

Посольство Турции в Брюсселе. Перед пос­лом стоят молодожены.

Невеста, высокая, стройная девушка, на пер­вый взгляд лет двадцати, и производящая впе­чатление хрупкой, что совершенно не совпада­ло с пронзительным и умным взглядом её серых глаз.

Жених, крупный мужчина лет сорока пяти, довольно внушительной внешности с начинаю­щей седеть бородой и в военной форме, мог сойти за отца невесты. Но это был жених, и был он сильно взволнован. За несколько дней до Брюсселя молодожёны были в Париже, где в русском посольстве секретарь посольства наотрез отказался регистрировать брак моло­дой немки из прекрасной семьи с кавказским туземцем, хотя туземец и говорил на достаточ­но хорошем французском, и по документам было видно, что получил он образование в Санкт-Петербурге. Но в документах было ещё отмечено, что жених уже был женат, и у него растёт девятилетняя дочь Фатима.

Делать было нечего, и молодожёны поехали в Брюссель, где было турецкое консульство. По дороге в поезде молодые много говорили о прошлом и думали о будущем. Абдул-Вагап, так звали жениха, был человеком нравов и не позволял себе ничего более, чем целовать руки своей возлюбленной. Как же получилось, что эти два человека, практически с разных планет, ока­зались рядом и были готовы идти в будущее вместе. А встреча их произошла совершенно ординарно. Будучи в Кёльне в составе российс­кой делегации в Германии, князь, а жених действительно был кавказским князем и рос­сийским дворянином, зашёл пообедать в ти­пично немецкий ресторан. Навстречу князю вы­бежала высокая девушка и, ответив на французское приветствие князя, пригласила его за от­дельный столик. Когда девушка принесла кня­зю меню, то с ним произошла метаморфоза. Он напрочь забыл все французские слова и не мог оторвать глаз от девушки. Она это заметила, и ей это было приятно.

Наконец, преодолев первые минуты растерянности, князь попросил у девушки, а она ока­залась дочерью хозяина ресторана и помогала родителям в свободное время, помочь выбрать на обед что-нибудь типичное и наиболее вкус­ное. Фрида, так звали девушку, приняла заказ и ушла на кухню, а обслуживать князя продол­жал настоящий официант, и князь почувство­вал себя ужасно одиноким.

Уже в середине обеда в зал вышел шеф-по­вар в белом высоком колпаке и перевязанном в поясе белом фартуке. Это был хозяин ресторана и отец Фриды.

Обойдя все столы, он подошел к князю и на ломаном французском спросил его мнение о кухне. Ответ князя обескуражил хозяина.

– Дорогой мусьё, кухня у вас просто замеча­тельная, но я влюбился в вашу дочь и прошу вас разрешить ей показать мне город.

– А вы у неё самой спросите, у нас принято так, – ответил хозяин и отошел.

Сквозь ширму князь увидел Фриду и по её жестам понял, что она согласна погулять с ним по Кёльну.

День был на редкость солнечный и радост­ный. Как будто сама природа радовалась встре­че этих двоих. Во французском языке есть фраза, которая выражает любовь с первого взгляда «Coup foudre». Так вот это и произошло с наши­ми героями.

Фрида показывала князю архитектурные дос­топримечательности Кёльна и рассказывала о его истории. Она любила свой город и знала его историю. Князь слушал и все больше удив­лялся лаконичности её суждений.

Нагулявшись по городу, князь пригласил Фриду в одно из многочисленных кафе старого города. Заказав по чашке горячего шоколада, князь поведал Фриде свою историю.

А было ему чуть больше сорока лет, и про­жил он довольно бурную военную жизнь. Ро­дился князь на Кавказе в ауле Аксай, считав­шемся в те годы культурным центром Кумыкии. Семья князя была достаточно богатой и знатной. Мужчины рода испокон века служи­ли в армии, достигали больших чинов и удос­таивались царской властью дворянских зва­ний. Как и было принято в семье, князь Абдул-Вагап Асев-Аджиев был отдан учиться уже в десять лет в кадетскую школу в Санкт-Петер­бурге, где родители князя жили в зимнее вре­мя, а летом семья возвращалась к Каспию, на берегу которого им принадлежали рыбные промыслы.

Получив прекрасное образование, князь поступил на военную службу в личную гвардию Его Императорского Величества Александ­ра II, куда брали детей только знатных дво­рянских фамилий. После убийства царя Алек­сандра II князь продолжал служить в гвардии кавалеристов императора Александра III, и уже после смерти его в 1894 году князь подал в отс­тавку из военной службы и ещё некоторое вре­мя продолжал служить по департаменту иностранных дел.

Абдул-Вагап не был женат, но однажды, ког­да ему исполнилось тридцать три года, друзья-офицеры пришли поздравить его большой компанией. Среди пришедших была миловид­ная татарочка-мусульманка, которую друзья специально привели познакомить с князем.

После долгих бесед князь понял, что имеет дело с чистым существом, злая судьба которой не смогла испортить её натуры. Князь искренне пожалел её и решил помочь. Он поселил эту женщину у себя. Прошло время и родилась де­вочка. Это было крошечное существо, глядя на которое, князь расплакался и решил дать ребен­ку своё имя, а мать ребенка назвал своей женой, благо она тоже была мусульманкой и достаточ­но было бумаги от муфтия. Прожили они поч­ти год, но разница их общественного статуса разрушала представление князя о семье. Как-то, путешествуя по Европе на поезде, князь уви­дел в окне вагона встречного поезда, стоящего у платформы, идиллическую картину семьи с тремя детьми, которые над чем-то весело смея­лись. С тех пор эта картинка и стала его идеа­лом счастливой и гармоничной семьи. То, что он создал с этой женщиной, было далеко от его идеала. Князь страдал. Но вместе с ним страда­ла и его жена. Она понимала, что он живет с ней из жалости. В конце концов она приняла решение и попросила князя отправить их в Ба­ку, где у нее жили родственники и где она смо­жет безбедно жить со своей дочерью, а также, что он может считать себя свободным от брака с ней. Князь так и поступил, поручив своей родне помогать им во всем.

Долго говорил князь, а Фрида, слушая и вглядываясь в глаза князя, видела в них истин­ное страдание. Она верила ему. И уже к концу вечера князь спросил у Фриды, готова ли она разделить с ним весь остаток жизни и создать семью, подобную его мечте. Фрида немного смутилась и попросила подождать с ответом до завтра. Князь проводил Фриду до дома и всю оставшуюся ночь бродил в ожидании утра по улицам Кельна. Наутро он бежал к дому Фриды и удивился, что его у дома ждала вся ее семья.

Первым заговорил отец Фриды.

– Вы сказали, что любите нашу дочь и что го­товы сделать все, чтобы создать с ней счастливую семью. Мы согласны отдать за вас нашу дочь при одном условии – что вы останетесь жить в Кельне.

– Да, да! – воскликнул князь. – Где угодно, но только с ней.

Князь почувствовал прикосновение теплой руки Фриды и услышал её голос:

– Я тоже, – и она положила голову на его плечо.

Судьба

- Что же делать? - вслух рассуждал посол. – Я вижу один только выход. Ваша невеста должна принять ислам, и тогда муфтий сможет вас поженить как мусульман, а я буду иметь право зарегистрировать ваш брак.

Не видя другого выхода, Фрида дала согласие принять ислам, и муфтий посольства совершил обряд бракосочетания, а секретарь посольства выдал сертификат, удостоверяющий, что они теперь муж и жена и что Фриду теперь зовут Солтан-ханум Асев-Аджиева.

Вышли молодожёны из посольства несколь­ко обескураженные, но счастливые. Вся жизнь была перед ними, и они, не откладывая, прис­тупили к осуществлению своих планов. Уже в начале нового XX века у семьи князя с Солтан-ханум было трое детей. Две девочки и мальчик. Детей назвали, отдавая дань двум традициям.

Старшую звали Ниса, т.е. Нина, мальчика звали Абдурахман, т.е. Александр, а младшую дочь Аминой, т.е. Эммой. Семья была счастли­ва, и дети получали немецкое воспитание, не за­бывая учить русский язык1.

Так, наверное, они и прожили бы до глубо­кой старости, но жизнь часто преподносит свои сюрпризы, и не всегда приятные. Уже в 1912 го­ду Россия вышла из Антанты, и Европа стала го­товиться к войне.

Российским гражданам стали предлагать по­кинуть Германию, и семье князя пришлось готовиться к отъезду в Санкт-Петербург, они думали, что это ненадолго и скоро вернутся в Кёльн. Но, увы...

Грянула война, и семья князя перебралась подальше от боевых действий на Кавказ. Посе­лились они с детьми в Аксае. Встретили их здесь радушно. И даже первая жена князя, ко­торая гостила в это время у его родственников, была очень добра и много помогала Фриде, которая, не зная ни слова ни по-кумыкски, ни по-русски, пыталась хоть как-то приспособить­ся к местным условиям. Она даже платье зака­зала себе традиционное и старалась носить его, как горянка. У нее это получалось хорошо. Но это была только внешняя сторона. Князь пони­мал, что держать семью в Аксае абсурдно, но в это время в столице произошла пролетарская революция, и ехать стало практически некуда, кроме как пробиваться к белой армии и уплыть на пароходе на Запад. Князь использовал все свои связи и с семьей оказался в Одессе, заня­той румынскими войсками. В самый послед­ний момент министр юстиции Румынии, жив­ший у них в доме, обманул князя и, забрав дра­гоценности, не пустил семью на отплывающий пароход.

В итоге семья Абдул-Вагапа Асев-Аджиева с тремя детьми оказалась отрезанной от настоя­щей их Родины и осталась беззащитной перед надвигающейся на всю территорию бывшей царской России страшной угрозы.

ЗНАКОМСТВО С РОССИЕЙ

Первое знакомство Фриды с Россией прои­зошло в 1906 году, когда они всей семьей при­были в Одессу. Было замечательное время года, когда весь город утопал в зелени садов и парков, а белый цвет акаций напоминал Фриде её род­ную Германию зимой. А какой стоял аромат от акаций, благо, ни у кого в семье не было ни астмы, ни аллергии. И если к этому добавить красоту на­бережных и голубизну Черного моря в тихую погоду, то получится весьма завораживающая картина.

Одесса в начале двадцатого века считалась главными морскими воротами России. Сюда прибывали пассажирские и торговые суда со всего света. Город сильно застроился и рос­кошными виллами, и дворцами, мог поспо­рить с крупными городами Европы. А какая была опера в Одессе! Здание оперы было построено впервые в 1809 году по проекту французского архитектора де Томон, но в 1873 году здание полностью сгорело и только в 1887 году было заново отстроено в стиле венс­кого барокко по проекту венских архитекто­ров Фельнера и Гельмера. По исполнению фаса­да здание могло соперничать с таким шедев­ром оперной архитектуры, как опера Гарнье в Париже. Но все-таки главным достоинством Одесской оперы была акустика зала, для чего были использованы новейшие в те годы мате­риалы и средства.

Когда Фрида впервые попала на оперный спектакль, то по количеству бархата, бриллиантов, роскошных женщин и блистательных ка­валеров она себя почувствовала, как в Венской опере. Тем более, что чета князя Асев-Аджиева была приглашена в ложу одного из крупней­ших политиков России графа Витте, будущего премьер-министра русского правительства ца­ря Николая II.

Помимо графа Витте, чета князя часто бывала приглашена во дворец бывшего персидско­го монарха Мухамеда Али-хана Гаджара и его супруги Малеке Джахан. Чета бывшего монар­ха поселилась в Одессе недавно, и их владение многими языками довольно быстро сблизило с четой князя. Больше всех была счастлива Фри­да. А князь, хоть и лет на пятнадцать стар­ше экс-монарха, был всегда принят как желан­ный гость, а на все торжества семьи надевал черкеску, а Фрида-Солтан-ханум – кумыкское платье.

В Одессе были счастливы и дети князя. Ими занималась молодая немецкая гувернантка, ко­торая практиковала детей в немецком языке, а в свободное время ездила с ними в город к мод­ным в Одессе французским шоколадникам.

После Одессы чета князя по приглашению одного из грузинских друзей, бывшего генера­ла кавалерии, поехала в Тифлис.

Тифлис удивил Фриду своими террасами, спускавшимися со склонов горы Давида к бере­гам бурной Куры. Широкие улицы, окаймлен­ные вековыми платанами. Ухоженные дома в три-четыре этажа и особенно подвалы, из ко­торых доносилась музыка, хрипловатая гортанная речь грузин и запахи острой пищи.

Приятно удивило также Фриду общество, которому она и князь были представлены на балу у наместника царя. Многие годы власти отправляли на Кавказ провинившихся дворян, среди которых были поэты, писатели, худож­ники и композиторы, а так как Тифлис был как бы столицей Закавказья, то эта высокообразо­ванная и культурная масса оседала с годами в этом городе. Повсюду слышалась французская и немецкая речь, давались роскошные балы, устраивались вернисажи и оперные спектакли.

Чета князя была довольна поездкой, но, к сожалению, это окажется последним прият­ным воспоминанием Фриды о России. Вскоре хаос и бесправие покроют страну, и многие из тех, кого полюбила она, уйдут в небытие.

ОТВЕРЖЕННЫЕ

Оставшись в революционной Одессе практи­чески без средств к существованию и возмож­ности вернуться в Кельн, семья князя оказалась перед неразрешимой дилеммой. В это время князь встретил своего друга, который предло­жил переехать вместе с его семьей в Тифлис, где меньшевики объявили о создании независимой грузинской республики. С большими труднос­тями добрались две семьи до Тифлиса, где князь снял жилье.